Неточные совпадения
В каморку постучалися.
Макар ушел… Сидела я,
Ждала, ждала, соскучилась.
Приотворила
дверь.
К крыльцу
карету подали.
«Сам едет?» — Губернаторша! —
Ответил мне Макар
И бросился на лестницу.
По лестнице спускалася
В собольей шубе барыня,
Чиновничек при ней.
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать
кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною
дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную
дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Дверь отворилась, и швейцар с пледом на руку подозвал
карету.
Марья Ивановна предчувствовала решение нашей судьбы; сердце ее сильно билось и замирало. Чрез несколько минут
карета остановилась у дворца. Марья Ивановна с трепетом пошла по лестнице.
Двери перед нею отворились настежь. Она прошла длинный ряд пустых, великолепных комнат; камер-лакей указывал дорогу. Наконец, подошед к запертым
дверям, он объявил, что сейчас об ней доложит, и оставил ее одну.
Всегда, не только что теперь. —
Не можете мне сделать вы упрека.
Кто промелькнет, отворит
дверь,
Проездом, случаем, из чужа, из далёка —
С вопросом я, хоть будь моряк:
Не повстречал ли где в почтовой вас
карете?
Вежливый человек, стоявший у
двери, пробормотал, что
карета «Скорой помощи» сейчас прибудет, и спросил...
Однажды тишина в природе и в доме была идеальная; ни стуку
карет, ни хлопанья
дверей; в передней на часах мерно постукивал маятник да пели канарейки; но это не нарушает тишины, а придает ей только некоторый оттенок жизни.
Он пошел к
двери и оглянулся. Она сидит неподвижно: на лице только нетерпение, чтоб он ушел. Едва он вышел, она налила из графина в стакан воды, медленно выпила его и потом велела отложить
карету. Она села в кресло и задумалась, не шевелясь.
У подъезда дома вдруг прогремела
карета; швейцар отворил
двери, и из дому вышла садиться в
карету дама, пышная, молодая, красивая, богатая, в шелку и бархате, с двухаршинным хвостом.
Были они до безобразия низки, но, что глупее всего, окна,
двери, мебель — все, все было обвешано или убрано ситцем, прекрасным французским ситцем, и отделано фестончиками; но от этого комната казалась еще вдвое темнее и походила на внутренность дорожной
кареты.
Обер-кондуктор с блестящими галунами и сапогами отворил
дверь вагона и в знак почтительности держал ее, в то время как Филипп и артельщик в белом фартуке осторожно выносили длиннолицую княгиню на ее складном кресле; сестры поздоровались, послышались французские фразы о том, в
карете или коляске поедет княгиня, и шествие, замыкающееся горничной с кудряшками, зонтиками и футляром, двинулось к
двери станции.
— Когда мы подъедем, ты выйди у подъезда, а потом через полчаса я тебе сама отворю
двери… — шептала Половодова, когда
карета катилась мимо бахаревского дома. — Александр домой приедет только утром… У них сегодня в «Магните» будет разливанное море. Тебя, вероятно, приглашали туда?
— Как за что? — удивился дядюшка. — Да ведь это не какие-нибудь шлюхи, а самые аристократические фамилии. Дом в лучшей улице,
карета с гербами, в
дверях трехаршинный гайдук, мраморные лестницы, бронза, цветы. Согласитесь, что такая обстановка чего-нибудь да стоит?..
Доктор выходил из избы опять уже закутанный в шубу и с фуражкой на голове. Лицо его было почти сердитое и брезгливое, как будто он все боялся обо что-то запачкаться. Мельком окинул он глазами сени и при этом строго глянул на Алешу и Колю. Алеша махнул из
дверей кучеру, и
карета, привезшая доктора, подъехала к выходным
дверям. Штабс-капитан стремительно выскочил вслед за доктором и, согнувшись, почти извиваясь пред ним, остановил его для последнего слова. Лицо бедняка было убитое, взгляд испуганный...
Он сорвался с места и, отворив
дверь, быстро прошел в комнату. Перезвон бросился за ним. Доктор постоял было еще секунд пять как бы в столбняке, смотря на Алешу, потом вдруг плюнул и быстро пошел к
карете, громко повторяя: «Этта, этта, этта, я не знаю, что этта!» Штабс-капитан бросился его подсаживать. Алеша прошел в комнату вслед за Колей. Тот стоял уже у постельки Илюши. Илюша держал его за руку и звал папу. Чрез минуту воротился и штабс-капитан.
…Музыка гремит,
кареты подъезжают… Не знаю, как это случилось, но я заснул; кто-то отворил
дверь и разбудил меня… Музыка гремит,
кареты подъезжают, конца не видать… Они в самом деле его убьют!
Главное занятие его, сверх езды за
каретой, — занятие, добровольно возложенное им на себя, состояло в обучении мальчишек аристократическим манерам передней. Когда он был трезв, дело еще шло кой-как с рук, но когда у него в голове шумело, он становился педантом и тираном до невероятной степени. Я иногда вступался за моих приятелей, но мой авторитет мало действовал на римский характер Бакая; он отворял мне
дверь в залу и говорил...
Пружина безмятежного приюта действовала: Зина уезжала к мужу. Она энергически протестовала против своей высылки, еще энергичнее протестовала против этого мать ее, но всех энергичнее был Егор Николаевич. Объявив свою непреклонную волю, он ушел в кабинет, многозначительно хлопнул
дверью, велел кучерам запрягать
карету, а горничной девушке Зины укладывать ее вещи. Бахарев отдал эти распоряжения таким тоном, что Ольга Сергеевна только проговорила...
Через полчаса богатыревская
карета остановилась в одном из переулков Арбата. Из
кареты сначала вышел стряпчий и вошел в
дверь, над которою была табличка, гласившая: «Квартира надзирателя такого-то квартала».
Усадьба состояла из двух изб: новой и старой, соединенных сенями; недалеко от них находилась людская изба, еще не покрытая; остальную часть двора занимала длинная соломенная поветь вместо сарая для
кареты и вместо конюшни для лошадей; вместо крыльца к нашим сеням положены были два камня, один на другой; в новой избе не было ни
дверей, ни оконных рам, а прорублены только отверстия для них.
В
дверях палат своих надменно
Предстал плешивый откупщик,
А жулик, тощий и смиренный,
Взирал, как жирный временник,
С крыльца напутствуем швейцаром,
В
карету модную влезал.
Пустившись на этакое решение, чтобы подслушивать, я этим не удовольнился, а захотел и глазком что можно увидеть и всего этого достиг: стал тихонечко ногами на табуретку и сейчас вверху
дверей в пазу щелочку присмотрел и жадным оком приник к ней. Вижу, князь сидит па диване, а барыня стоит у окна и, верно, смотрит, как ее дитя в
карету сажают.
Аграфена Кондратьевна. Ступай, ступай, моя крошечка; дверь-то побережнее, не зацепи. Посмотри-ко, Самсон Силыч, полюбуйся, сударь ты мой, как я дочку-то вырядила! Фу ты, прочь поди! Что твой розан пионовый! (К ней.) Ах ты, моя ангелика, царевна, херуимчик ты мой! (К нему.) Что, Самсон Силыч, правда, что ли? Только бы ей в
карете ездить шестерней.
Все благоприятствовало ему.
Кареты у подъезда не было. Тихо прошел он залу и на минуту остановился перед
дверями гостиной, чтобы перевести дух. Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через комнату сама Любецкая сидела на диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги в зале, продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она с улыбкой ожидала появления гостя. Гость появился, и улыбка мгновенно исчезла; место ее заменил испуг. Она немного изменилась в лице и встала со стула. Не этого гостя ожидала она.
А я-то, глупая, думала: вырастет она, моя сердечная, будет ездить в
карете да ходить в шелковых платьях; из-за
двери в щелочку посмотрела бы на тебя тогда; спряталась бы от тебя, мой ангел, — что тебе за мать крестьянка!..
Вот я на Театральной площади, передо мной вышла из
кареты девушка, мелькнуло ее улыбающееся личико, розовое на ярком солнце, и затем она исчезла в
двери Малого театра…
Эти горькие размышления были прерваны стуком в
дверь моего нумера. Как ни были мы приготовлены ко всяким случайностям, но стук этот всех нас заставил вздрогнуть. В комнату развязно вошел очень изящный молодой человек, в сюртуке военного покроя, вручил мне, Прокопу и Веретьеву по пакету и, сказав, что в восемь часов, как только стемнеет, за нами приедет
карета, удалился.
Встреть сего посланного Прокофий, тот бы прямо ему объявил, что барыню ихнюю барин его никогда не велел к себе пускать; но в передней в это время был не он, а один из молодых служителей, который, увидав подъехавшую
карету, не дожидаясь даже звонка, отворил
дверь и, услыхав, что приехала Домна Осиповна навестить госпожу Мерову, пошел и сказал о том Минодоре, а та передала об этом посещении Елизавете Николаевне, которая испугалась и встревожилась и послала спросить Александра Ивановича, что позволит ли он ей принять Домну Осиповну.
— Вот и приехали! — сказал Вернер любопытно и весело, когда
карета остановилась, и выпрыгнул легко. Но с Янсоном дело затянулось: молча и как-то очень вяло он упирался и не хотел выходить. Схватится за ручку — жандарм разожмет бессильные пальцы и отдерет руку; схватится за угол, за
дверь, за высокое колесо — и тотчас же, при слабом усилии со стороны жандарма, отпустит. Даже не хватался, а скорее сонно прилипал ко всякому предмету молчаливый Янсон — и отдирался легко и без усилий. Наконец встал.
Тут господин Голядкин отворил было
дверь и хотел уже выйти на улицу, как вдруг, в это самое мгновение, у крыльца загремела
карета его превосходительства.
Между тем господин Голядкин-младший, захватив из
кареты толстый зеленый портфель и еще какие-то бумаги, приказав, наконец, что-то кучеру, отворил
дверь, почти толкнув ею господина Голядкина-старшего, и, нарочно не заметив его и, следовательно, действуя таким образом ему в пику, пустился скоробежкой вверх по департаментской лестнице.
Господин Голядкин вышел из
кареты, попросил своего кучера убедительно подождать, и сам взбежал с замирающим сердцем вверх, во второй этаж, дернул за снурок,
дверь отворилась, и наш герой очутился в передней его превосходительства.
Вдруг он стал как вкопанный у
дверей одного дома; в глазах его произошло явление неизъяснимое: перед подъездом остановилась
карета; дверцы отворились; выпрыгнул, согнувшись, господин в мундире и побежал вверх по лестнице.
Подъехали мы к посольскому дому, остановились; француз мой вылез и за зеркальные
двери в подъезд ушел, а я велел извозчику подальше немножко отъехать и забился в уголок
кареты — и жду. И тут вдруг я сообразил всю свою измену и меня начала лихорадка бить…
Андашевский(подходит к
дверям и кричит).
Карету подавать для Ольги Петровны!
Он хотел было постоять перед
дверью, благоразумно продумать свой шаг, поробеть немного и потом уже решиться на что-нибудь очень решительное; но в эту самую минуту загремела
карета у подъезда, с шумом отворились
двери и чьи-то тяжелые шаги начали с кряхтом и кашлем свое восшествие в верхний этаж.
Если я шпион, то и бежать вам отсюда некуда, потому что — почем вы знаете? может, за этою
дверью стоят уже жандармы, которые, чуть вы нос покажете, схватят вас, усадят в темную
карету и умчат хоть туда, куда Макар телят не гонял.
Они отправились в наемной
карете. У Владимирской графиня указала остановиться пред подъездом одного большого дома. Хвалынцев повел ее в третий этаж по освещенной лестнице и остановился перед
дверью, с медною доской, на которой было написано: «графиня Цезарина Фердинандовна Маржецкая».
Только по необыкновенно добрым глазам, робкому, озабоченному взгляду, который она мельком бросила, выходя из комнаты, можно было догадаться, что это была мать. Он закрыл глаза и, казалось, спал, но слышал два раза, как били часы, как покашливал за стеной отец Сисой. И еще раз входила мать и минуту робко глядела на него. Кто-то подъехал к крыльцу, как слышно, в
карете или в коляске. Вдруг стук, хлопнула
дверь: вошел в спальню келейник.
Его еще раз неприятно кольнуло, когда
карета остановилась на рысях перед крыльцом. А он не успел дорогой обдумать и того, в каком порядке сделает он свой «подход», с чего начнет: будет ли мягко упрекать или не намекнет вовсе на газетную статейку? Вылезать из
кареты надо.
Дверь отворилась. Его принимал швейцар.
Голос за
дверью. Впусти, Тихон, сделай милость! Рессора в
карете лопнула! Помоги, будь отцом родным! Веревочкой бы только обвязать, а потом уж как-нибудь доехали бы…
Дождь льет как из ведра… И ни одного извозчика, к моему несчастью. У театрального подъезда стоит
карета… Счастливцы те, кто поедут в ней. Я с завистью смотрю на закрытый экипаж. Внезапно сторож распахивает
дверь, и кто-то, маленький и изящный, закутанный в меховое манто, с голубым капором на миниатюрной головке, выходит на подъезд.
Не успели еще затвориться тяжелые железные ворота за въехавшей вслед за этапной
каретой, как у ее
дверей появился старший надзиратель.
Возле церкви стояло множество разнокалиберных экипажей, начиная с богатых
карет и кончая скромными линейками и дрожками. Церковь была переполнена. Молодой князь прибыл в нее за час до назначенного времени и все время, как толковали в народе, молился у гроба своей матери. Затем он стал в
дверях церкви принимать приглашенных.
—
Карета готова, — раздался его голос в
дверях.
На Фурштадтской улице, почти в самом ее начале, по правой руке, по направлению к Воскресенскому проспекту, останавливалось множество
карет у шикарного подъезда роскошного дома, и многочисленные гости, мужчины, дамы, закутанные в дорогие шубы и ротонды, поднявшись по лестнице до бельэтажа, входили в открытые настежь
двери.
Осип Федорович молча открыл ей
дверь и, посадив в поданную у подъезда
карету, после мгновенной нерешимости сел сам.
Соня выскочила из
кареты и побежала к графине. Графиня уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила но гостиной, ожидая домашних с тем, чтобы посидеть с закрытыми
дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
Старик Михайло спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал
карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся
дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно-испуганное.
Я пошел было узнать о
карете, только за
дверь вышел.